Какой Чернобыль 20 лет спустя?

Въезд в Зону

От Киева до Чернобыля — 131 км — два с половиной часа пути. Въезд через контрольно-пропускной пункт, 30 километровая зона обнесена колючей проволокой. Раньше она была на сигнализации, по тревоге милиция постоянно выезжала ловить очередного нарушителя границы, которым оказывался кабан или волк. Позже сигнализацию отключили, в «колючке» появились лазейки, знающие люди могут попасть на запретную территорию. Останавливаемся на КПП с милым названием «Дитятки». Милиционер сверяет наши паспорта с данными у себя на распечатке, после чего дает отмашку — поднять шлангбаум.

Сам Чернобыль

Все — мы в зоне. На первый взгляд, никакой разницы, все также как и за колючкой. Сам Чернобыль почти ничем не отличается от заброшенного райцентра: магазины, гостиница, прокуратура, горисполком, типография, церковь. Здесь проживает 16 семей самоселов, в бывших многоквартирных домах Чернобыля проживают около 6 тыс. ликвидаторов (до аварии было 16 тыс. жителей). Почти ничем не отличается… Здесь нет школ и детсадов — детям до 18 въезд в Зону запрещен. Чернобыль до сих пор живет в Советском Союзе. Город «украшают» красные звезды, улицы носят имена советских вождей (их и не думали переименовывать), здесь нет привычных биг-бордов и другой рекламы. В Чернобыль часто забредают дикие звери. От кабанов, ищущих, чем бы поживится, там просто отбоя нет. В центре Чернобыля даже знак специальный установили — черную «хрюшку» на палочке с надписью — «Осторожно! Дикие животные — это небезопасно».

У моста смерти

Едем в Припять. По дороге делаем несколько остановок. Первая — возле памятника пожарным-ликвидаторам. Государственные мужи любят возлагать цветы к табличке с надписью «Они спасли мир», но даже не задумываются над тем, что этот мемориал строили не за деньги государства, а сами чернобыльцы, прежде всего — пожарные. Следующая остановка в подземном селе Копачи. Хат там нет, от них остались одни могильные холмики. Тогда так боролись с радиацией — закапывали облученные дома и технику. Всего в зоне 800 таких могильников — закапывали так быстро, что треть до сих пор найти не могут. Последняя остановка возле моста смерти, который ведет на Припять. Его охраняла милиция. После аварии говорили, что все те, кто был на нашей стороне, умерли. Отсюда впервые видим Чернобыльскую станцию. Радиометр истерически пикает. Это очень грязное место. Норма — 15-20 микрорентген в час. Радиометр показывает цифру в десять раз больше, потом — в двадцать. Когда доходит до 2 тыс., прибор просто перестает работать.

Город призрак

Припять — это самое яркое впечатление от поездки в Зону . И самое жуткое… Шестнадцатиэтажки с огромными гербами СССР и УССР на крышах смотрят на нас пустыми окнами. В квартирах мародеры не оставили ничего, кроме пианино и тяжелой мебели. Да и то, эта утварь сохранилась только на верхних этажах — тяжело было тащить. «Когда сюда приехал впервые, все было на месте, — вспоминает Анисимов. — Как будто люди просто исчезли. В одной квартире даже чашка с чаем на столе стояла». В Доме культуры «Энергетик» от культуры остались только книги, которые щедро устилают пол, и саквояж для трубы… Зато сохранились мастерские художников, по сути, склад политпропаганды. Комната завалена огромными плакатами вождей. «Эх, Андропова стащили»,— вздыхает проводник.

На очереди — прогулка по детскому саду «Золотой ключик». На отсыревших стенах еще видны полустертые рисунки — сырость изуродовала гусенка так, что он стал похож на белочку. Здесь полно игрушек. Бесхозные пластмассовые куклы, львята, мишки все еще ждут на полках своих выросших хозяев. Находим фанерную доску, на которой выстроилась армия из маленьких пластилиновых фигурок. На пластилине все еще остались отпечатки детских пальчиков.

Прогулка по Припяти заканчивается в Городке аттракционов. Ржавое чертово колесо, прогнившая карусель и электромобили — они и дня не веселили детей (парк планировали открыть к 1 мая 1986 г.). Парк пригодился вертолетчикам, которые отсюда взлетали, чтобы «бомбить» бетоном разрушенный реактор. Теперь это одно из самых грязных мест в зоне. Средний уровень радиации в городе 120 микрорентген в час, тут раз в 15-20 больше.

Карпы у саркофага

Мы подъезжаем к ЧАЭС. Объект режимный, фотографировать можно только саркофаг … На самом деле заснять можно все, что душе угодно, но если заметит охрана, проблем не оберешься: отведут к себе, начнут допрашивать, могут и пленку засветить, и фотоаппарат отнять. Мало кто рискует ценной аппаратурой, фотографируем с автобуса через стекло. Потом идем к огромному (22 км2) пруду-охладителю. Раньше в радиоактивных водах жил двухметровый сом Борька. «Большой скотина был…Буханку хлеба махом сжирал», — рассказывает Анисимов. Борьки там уже нет, да и его сородичей-сомов в пруде не увидели. Зато в радиоактивной воде развелось много карпов — немаленьких до полуметра в длину.

Магазин и бык

Перед поездкой к самоселам в село Куповатое отовариваемся в местном магазине. Купить там есть что, особенно много алкоголя. От дешевого вина до «Мартини» и «Хенесси» за 134 грн. Бутылочка «Изабеллы» оказалась «паленкой», это пойло было настолько мерзким, что его пришлось вылить.

Останавливаемся у необычного памятника «Укрощение быка». Каменная мошонка животного выкрашена в красный цвет. Кто? Зачем? Оказывается это еще одна местная традиция — красить к Пасхе бычье достоинство. В советские времена комсомольцы устраивали засады на хулиганов, но не помогало, всегда к празднику бык блистал свежевыкрашенными… Поверье гласит: если взяться рукой за бычью мошонку, то супружеская жизнь будет у вас лучше некуда.

Есть интересная история о чернобыльском быке Уране. Когда взорвался реактор и начали отселять людей, в зоне осталось много бесхозных животных — их попросту отстреливали. Но Уран не захотел стать жертвой такого радиационного геноцида и убежал в лес, да еще трех телок с собой увел. Позже огромного быка с его гаремом нашли. Ученые забрали их к себе, назвали Ураном, а подруг его жизни — Альфой, Бетой и Гаммой. Экспериментальная ферма существовала в Новошепеличах много лет.

В гостях у самоселов

В селе Куповатое нас встречает баба Ганя. Ей 74 года. Анна Загороднюк, как и многие чернобыльцы, не прижилась в чужом доме, куда ее выселили после аварии. Вернулась в родное село к хате, где родилась. Завела себе корову Ласунку, двух поросят — Ваську и Машку, курочек и котов. Гостям бабушка рада. Угощает квасом. Пьют далеко не все — боятся радиации. А зря — квас очень вкусный. Впрочем, от сала с водочкой отказываются все. Сама баба Ганя радиации не боится, утверждает, что настоящая беда — это голод в 33-м году. «Ото справжня радиация! Стилькы народу повмырало…», — вспоминает бабушка. Кормится она тем, что дает земля и ее коровка. Не часто, но все же заезжает автолавка — там можно купить хлеб, спички, соль… Бабе Гане хорошо на родной земле, но она скучает за людьми. Предлагает у нее заночевать, но мы отказываемся — пора домой.

Прощай, Чернобыль

Все заканчивается там, где и начиналось — на КПП «Дитятки». Перед выездом все обязаны пройти дозиметрический контроль. Встаем на специальную платформу, прикладываем ладони. Плохо, если загорится красная надпись «Грязно!», придется проходить очистку, а это долгая процедура. «Чисто!». Ждем пока перепроверится водитель. Он не верит в точность прибора, утверждает, что после такой поездки у жены начала болеть голова. Мы успеваем скормить остатки колбасы местной собачке, когда подходит водитель.

Прощай, Чернобыль. После поездки туда начинаешь задумываться о многом — о человеческой глупости, о героизме ликвидаторов, о разбитых судьбах, о природе, которая все равно побеждает (это уже не мертвая зона, сюда возвращается жизнь). Зона потрясает до глубины души, она многогранна и необычна. И когда выезжали, вспомнил слова нашего проводника — к зоне невозможно привыкнуть, и понял, что хочу сюда вернуться.